Иван Голунов: «Ведомости», «Коммерсант» и РБК выпустили одинаковые первые полосы в знак солидарности

сен, 7 2025

Одинаковые первые полосы: редкий случай единства российских СМИ

Имя Иван Голунов в этот день стало заголовком трёх крупнейших бизнес-изданий страны. 10 июня 2019 года «Ведомости», «Коммерсант» и РБК впервые за свою историю синхронно вышли с одинаковой первой полосой: крупная чёрно-белая надпись «Я/Мы Иван Голунов» и общее редакционное заявление в поддержку журналиста, задержанного в Москве 6 июня.

Это не обычная акция для российского медийного рынка. Конкурирующие редакции, которые обычно спорят за эксклюзивы и аудиторию, выступили единым фронтом. Смысл обложки был прямой и понятный: требование честного и прозрачного расследования дела, отказ от практики подброса улик и соблюдение закона для всех — от задержанного до сотрудников полиции.

Лозунг «Я/Мы…» не появился из ниоткуда. Он отсылает к французскому «Je suis Charlie», ставшему мировым символом солидарности с журналистами после атаки на Charlie Hebdo в 2015 году. В российском контексте это был ощутимый сигнал: темы свободы прессы и границ давления на журналистов снова вышли в центр повестки.

Охват акции был заметным. По оценке редакций и отраслевых источников, суммарный тираж трёх номеров составил порядка 237–247 тысяч: «Коммерсант» — 100–110 тысяч, «Ведомости» — около 57 тысяч, РБК — примерно 80 тысяч. По данным «Медиалогии», совокупная аудитория одного выпуска этих газет (на период с сентября 2018-го по февраль 2019-го) — 653,4 тысячи человек. В Москве номера с обложкой «Я/Мы Иван Голунов» разошлись моментально: продавцы киосков говорили, что первые пачки уходили прямо «с рук».

Дефицит породил вторичный рынок. В сети появились объявления о продаже этих выпусков по цене от 1 до 45 тысяч рублей. Некоторые продавцы обещали перечислить вырученные деньги правозащитной группе «Агора» — на помощь защите Голунова. Для бумажной прессы такая динамика — редкость и показатель символической ценности тиража.

Кто такой Голунов, что произошло и почему это вызвало такой резонанс

Иван Голунов — журналист-расследователь, до прихода в латвийское издание Meduza работал в «Новой газете», Forbes, «Большом городе», «Ведомостях» и РБК. Последние годы он подробно разбирал, как расходуются деньги Москвы на благоустроительных проектах, кто выигрывает конкурсы и какие структуры стоят за подрядчиками. В нескольких материалах он показывал связь крупных контрактов с компаниями, связанными с вице-мэром Москвы Петром Бирюковым. Его тексты — это документы, сметы, связи аффилированных лиц, пошаговый разбор закупок.

6 июня 2019 года Голунова задержали в Москве по «наркотической» статье. Ему вменили попытку сбыта, на обыск, как заявляла защита, его везли в наручниках, часть времени без адвоката. Сам журналист говорил о давлении, а снимки с ушибами на лице быстро разошлись в СМИ и соцсетях. Полиция позже опубликовала фотографии якобы «нарколаборатории», но признала, что снимки сделаны не в квартире Голунова — этот эпизод только усилил недоверие к версии следствия.

Суд отправил его под домашний арест. На этом фоне и случился редкий для российской прессы жест солидарности: три деловые газеты вышли с общим заявлением. В нём речь шла не о корпоративной поддержке коллеги, а о базовом требовании — чтобы следствие действовало в рамках закона, а дела журналистов, да и любых граждан, не строились на сомнительных уликах.

Развитие истории оказалось стремительным. Уже 11 июня министр внутренних дел Владимир Колокольцев объявил о прекращении уголовного дела за недоказанностью, извинился перед Голуновым и пообещал кадровые решения. После этого были отправлены в отставку два высокопоставленных полицейских руководителя, а ряд сотрудников, участвовавших в задержании, отстранили от службы на время проверок. Для российских дел о «наркотиках» такая развязка — редкость.

Тем временем общественная кампания продолжалась. На 12 июня в Москве была заявлена акция в поддержку Голунова. Несмотря на прекращение дела накануне, на улицы всё равно вышли люди — часть пришла напомнить, что важен не только конкретный случай, но и правила игры. Полиция задержала сотни участников, в том числе журналистов, работавших на месте. Это ещё раз обозначило нервную точку — как обеспечивать право на протест и как власти реагируют на массовые мирные шествия.

Почему именно эта история «взорвала» повестку? Сложилось сразу несколько факторов. Во‑первых, личности и репутации: Голунов — не «аноним из хроники», его тексты знали читатели деловых и общественно‑политических изданий. Во‑вторых, явные нестыковки в доказательствах: от фото «не из той квартиры» до сомнений в процедуре задержания. В‑третьих, силу придала публичная солидарность — от коллег и редакций до правозащитников и читателей.

Для рынка СМИ это был стресс‑тест на способность договариваться через конкуренцию. Редакции, у которых редко совпадает тон и акценты, синхронизировали обложки и позицию — без взаимных претензий и разночтений. В результате у читателя возникло простое и сильное послание: прессу волнует не только тема свободы слова, но и базовая юридическая определённость, в которой любые обвинения должны быть доказуемы.

История с перепродажей газет — отдельная примета времени. Бумажный номер как «артефакт события» вернулся в оборот, хотя обычно деловые газеты не становятся предметом коллекционирования на следующий же день. Обещания жертвовать выручку «Агоре» показали ещё один слой — готовность превращать символическую поддержку в реальную помощь юристам и правозащитникам.

Международное внимание было ощутимым: иностранные корреспонденты искали «те самые» экземпляры, чтобы показать на своих площадках, как устроена российская солидарность с журналистом. Для мировых аудиторий это выглядело привычным визуальным кодом — как плакаты «Je suis…», только с русским контекстом и конкретными именами из московской политики и правоохранительной системы.

Важно, что этот кейс не отменил вопросов, которые остаются на повестке. Можно ли ожидать системных перемен в расследовании дел, где фигурируют «наркотические» обвинения? Как часто пресса сможет согласованно действовать, когда речь не о «своём» журналисте, а о широкой практике? На эти вопросы тогда не было окончательных ответов, но прецедент показал: публичное давление и согласованные действия влияют на ход событий.

Чтобы не потерять хронологию, напомню ключевые даты и эпизоды:

• 6 июня 2019 — задержание Ивана Голунова в Москве по подозрению в сбыте наркотиков.
• 8–9 июня — суд избирает меру пресечения: домашний арест.
• 10 июня — «Ведомости», «Коммерсант» и РБК выходят с одинаковыми первыми полосами «Я/Мы Иван Голунов» и общим заявлением.
• 11 июня — министр внутренних дел объявляет о прекращении дела, приносит извинения; последовали кадровые решения в столичной полиции.
• 12 июня — акция в поддержку проходит в Москве; задержаны сотни участников и журналистов.

Что в сухом остатке для медиа? Профессиональная среда на день перестала быть конкурентами и стала сообществом. Читатель увидел живую реакцию газет, а не отстранённую хронику. И государственные институты в итоге сделали шаг назад — публично, с именами и должностями. Такая комбинация для российского инфополя 2010-х — редкий набор.

А для журналистского цеха это также история про ответственность. Солидарность работает, когда она понятна людям вне профессии. Простое «Я/Мы» с конкретным именем вверху полосы сработало сильнее любого длинного манифеста. Именно поэтому те самые номера разошлись мгновенно — не только как новость, но и как символ.